Николай Задорнов - Первое открытие [К океану]
— Этого нет.
— У них земля плохая. Поэтому и помещиков нет. Господам она не нужна. Была бы хорошая земля — и помещики нашлись бы, — заметил Конев.
— И рабами не торгуют?
— Этого нет. Тут не Азия! Может, где коряки продают друг друга.
— А крепостные есть?
— Кто при пушках? Артиллеристы называются. Салюты надо было делать, так посылали за ними на покос.
— Мы видели, как неграми торгуют. Вывозят на базар и продают.
— Негры у нас бывали, китобои. Вон ту батарею на дрова разобрали, это давно было. На побережье их все знают и женщин прячут. Идет корабль, а коряки говорят, идет негр.
— Вот на опись пойдете, так смотрите, дикари за баб могут убить… — сказал другой камчатский матрос. — Вырежут сердце и съедят. Для храбрости. Помогает будто.
— Зачем-то офицеров созывают, — заметил Алеха.
— Капитан приглашает, — сказал Шестаков.
— Он не отступится, хоть и заикаться начал.
— Видишь, ждали получить инструкцию, а ее нет. Пойдем в Амур теперь без позволения. Ты не слыхал, что за река?
— Почему не слыхал? Земля там лучше.
— Да, говорят, место лучше, чем на Камчатке.
— Ну, это не диво, — сказал Конев.
— А сколько же вам тут платят, на Камчатке? Вы как считаетесь, при портовой команде?
— Да, мы при портовом боте. Еще плотничаем. Только нынче леса нет. У нас леса есть, а все кривулины. Бревна не выберешь. А ход рыбы все лето, ловим ее. А на «Бабушке», вон на той сопке у входа в бухту, у нас секрет спрятан. Когда идет корабль, оттуда сигналят и нас обряжают в форму.
— А то как же одеты?
— Сами делаем кожаные рубахи. Или материал выдают.
— А харчи?
— Муку выдают и масла коровьего раза два в год.
— На охоту отпускают?
— На это запрета нет. Всю зиму ходим. Командиру порта принесем шкурок. И все! Он не обижает. Ему тоже надо одеть семью. Человек на жалованье живет. Сухари дают морские. Всегда плесневелые. Плесень смахнешь, пересушишь, бабы толкут, испекут.
— У нас одного сманили в порту, — сказал Алеха.
— И ушел?
— Ушел.
— Кто же сманил?
— Какой-то человек его уговорил. Говорит по-нашему. Один глаз черный, большой, а другой маленький, голубой, и заплыл, как у свиньи. А сам в шляпе, как барин.
— Наказывали за него?
— Нет.
— Капитан словно бы плакал, — тихо сказал Подобин, садясь подле Шестакова.
— Быть не может, — сказал Веревкин. — Я никогда не слыхал, чтобы капитан плакал. Моего товарища наказывали, набили ему подушку на горбу, вот он просил пожалеть.
— Бывает, что офицеры ревут, — ответил Подобин. — У них так и называется, мол, рыдать… Какая если неприятность, они громко плачут, чтобы друг дружке было слышно.
— Почему же так?
— Принято в высшем обществе. У нас адмирал Литке раз рыдал. Ревел белугой. А великий князь, его высочество, хоть раз в неделю обязательно расплачется.
— Ты с великим князем служил?
— В одной вахте. Вот за этот ремень его привязывал, как дите…
— Что же он плакал? Скучно, может?
— Нет, это просто так.
— Значит, чтобы заметно было, как им обидно что-то.
— Муштровали его?
— Спуска не было.
— Нет, это Геннадий Иванович не рыдает, а только от злости заикается. Свои бумаги не получил, — сказал Подобин.
— Он пакет получил.
— Видно, не тот.
— Он же такие деньги истратил.
— Вот человек говорит, на Амуре земля не то, что на Камчатке.
— Вот я письмо получил, — сказал Подобин. — Дети подрастут, и я вернусь со службы. Тут год пойдет за два. Через пять лет свое отслужу.
— Ты еще не старый. Неужели так долго служишь? Награды у тебя были?
— Были и награды. Я рассудил, все равно служить. Дома не живу, все в плаваньях. Лучше тут. А водка тут у вас есть?
— Нет, этого нет.
— А как же?
— Спиртом торгуют. Американцу дай лису и получи, сколько хочешь. Пей всю зиму. Я с собой прихватил фляжку, если надо. У меня спрятано… Я недорого уступлю…
Глава сорок четвертая
В КАЮТЕ КАПИТАНА
— Вешать надо! — продолжал капитан. — Они хотят, чтобы я ждал распоряжения, которое придет осенью… А средства нам даны с таким расчетом, чтобы опись закончилась, когда получим позволение. Половину Петербурга надо перевешать! Своими руками вешал бы!
Машин сидел здесь же, и у него душа замирала. Капитан, однако, не очень стеснялся! «Петербургская штучка! И такому все с рук сходит!»
Машин на берегу отдал распоряжение, чтобы с утра приготовили людей к разгрузочным работам и места для грузов, и опять вернулся. Его интересовало, что привезли, а капитан несет околесицу, а про грузы молчит. Отдал пакет от адмирала Врангеля. Фердинанд Петрович просит немедленно послать судно на Командорские острова и доставить капитан-лейтенанту Невельскому однолючную и трехлючную байдарки с алеутами, для удобства описи, на которую пойдет «Байкал». За Машиным дело не станет. Он отдал на берегу приказание подготовить бот «Камчадал» к выходу в море, загрузить всем нужным для такого плаванья. «А чего нет — добавим из грузов, доставленных «Байкалом». Если только грузы дошли целы и невредимы».
Офицеры спускались по трапу и, входя в тесную каюту капитана, рассаживались. Невельской за письменным столом, не торопясь, набивал трубку. Напротив него в кресло сел Казакевич. Гейсмар встал, скрестив руки на груди. Халезов покашливал за спинами офицеров. Последним вошел доктор Берг. Невельской отложил трубку. Офицеры стихли.
«Блеск приемов, всевозможные проявления вежливости и внимания, которые видели мы во всех портах, а особенно в южноамериканских, где судно было всеми встречено так гостеприимно, — все это закончилось…» — обдумывал Ухтомский будущее письмо домой.
— Господа офицеры и юнкер князь Ухтомский! — заговорил капитан. — Инструкции на опись Амура нет, пришла только неутвержденная копия. Все наши труды пошли даром, все старания напрасны, никому нет никакого дела до нас с вами. Между тем все мы, господа, со всей нашей командой, с нашим судном, которое выдержало с честью всевозможные испытания, которые только могут выпасть кораблю, все мы как бы составляем единое целое, мы как единый живой организм, проникнутый идеей и воодушевленный напутственным благословением его высочества генерал-адмирала нашего флота Константина Николаевича… А также цели науки… Родины… И в-величия ф-флота… Г-господа! Во всяком другом государстве наш корабль считался бы героем и команда его тоже была бы предметом подражания… Я не смел описывать посещаемые нами страны, когда главная цель познания собственной страны и развития ее остается пренебреженной преподлейшими личностями, преступления которых так очевидны нам всем здесь сегодня по сообщениям, представленным нам его высокоблагородием командиром над портом Ростиславом Григорьевичем…
— Позвольте, я-то при чем тут? — испуганно вскочил Машин. — Мое дело было передать вам пакеты и приказания, что я и исполнил… я тут, простите, как кур во щи…
— О чем я и говорю, дорогой Ростислав Григорьевич… И о чем не могу не судить, как о… о…
Капитан так и не договорил, видно чувствуя, что от волнения начинает путаться и вместо приказных бюрократов может обидеть Машина, который лишь старается помочь, как может… Капитан взял себя в руки.
Облокотившись о край стола, Невельской сурово оглядел собравшихся.
— Господа офицеры и юнкер князь Ухтомский! Инструкция на опись не утверждена, и разрешения на опись Амура не получено. Что будем делать, господа?
Офицеры все как по команде переменили позы. Гейсмар опустил руки, Казакевич откинулся, Халезов сел, доктор переложил ноги, Грот встал.
— Господа, я предупреждаю вас всех, что вы ни в чем не будете виноваты, — что бы мы ни решили и на что бы ни пошли, я беру всю ответственность на себя…
Раздались резкие выкрики и возражения. Офицеры, кажется, подтверждали свою приверженность и готовы были разделить все с капитаном, но смысл их слов не был понятен. Капитан и не слушал никого.
— Господа, позвольте, однако, ознакомить всех вас с документами.
Невельской прочел письмо Муравьева и копию инструкции.
Машин, в свою очередь, рассказал содержание письма, полученного им от генерал-губернатора с приказанием как можно быстрей подготовить все к выходу судна. Ясно, что Муравьев не желал, чтобы время теряли в пустом ожидании.
— Почта на Камчатку идет бог знает сколько времени! — сказал Грот. — И инструкция, может быть, уже утверждена…
— Господа, надо сообщить генерал-губернатору, что бесполезно присылать нам утвержденную инструкцию в Камчатку, когда мы будем на описи! — сказал Халезов.
Гейсмар сказал, что формально инструкция на опись заливов Охотского моря дает все основания идти и под предлогом исследования заливов как бы случайно войти в лиман Амура, который также есть залив…
